ПЛАТА ЗА СТРАХ или ПРО АРБУЗЫ – 2
Ещё не растёкся и не застыл среднерусским разливом, замирая по оврагам, в провалах между небоскрёбами, дневной Манхэттенский смог, когда расплывшееся в улыбке лицо разбудило всего остального Билла Мэлона, подтянутого страховщика, трудящегося хозяином фирмы на дцатом этаже одного из фалоимитирующих зданий. Средних лет, но далеко не среднего достатка достиг он трудолюбием и целеустр… Дальше нет смысла перечислять, набор качеств по-американски неизменен. Отменная память и лёгкий нрав делали его приятным другом и нежелаемым врагом. И те, и другие обретались вокруг русскоязычной общины, куда по шабатам и праздникам захаживал Билл. Его многие помнили, как Илюху Милонова из Питера, а за пристрастие пить кофе аристократически со стаканом холодной воды, шутя, к новому имени приставили благородное Де.
Сегодня на работе он был раньше обычного. Мягко прошелестела открывающаяся дверь кабинета. Легонько штормя, секретарь Деби, привлёкшая когда-то внимание шефа созвучием их имён соискательница на эту должность, «мисс» из Оклахомы, какого года и города Билл уже подзабыл, подплыла с утренними чашечкой и стаканчиком к шефу, с лёгкой печалью взиравшему на северо-восток, между башнями Всемирного Торгового центра, ещё не задрожавшими от переизбытка деловой энергии.
Отбуксировав поднос на край палисандрового стола, а пресс-папье, бронзового царя на коне с Адмиралтейской набережной, мягко отодвинув на другой край стола в сторону Родины, шеф пристроился к корме Деби. Для приведения в боевую готовность номер один достаточно было запаха скошенной травы, напоминавшего любимый арбузный, от рыжей шевелюры помощницы, искренне убеждённой кем-то ещё в начале карьеры, что это входит в прямые должностные обязанности.
- Шеф, там посетитель, - накатом волны пропела мисс Оклахома какого-то года.
- Мы все ждём лучшего, ждём уже очень долго. Не отбирай этот кайф и у него, Деби, - одна рука уже начала получать удовольствие мягкими прикосновениями, вторая указывала между башнями Всемирного Торгового, - Вон там, дорогая, город Ленинград, где я родился. Там арбузы были вкуснее… - географически образовывал Деби Билл.
В этот момент палисандру стола позавидовало бы любое из мужественных деревьев. Восьмибалльно сейсмически взволновалось на нём то, за что дают в Оклахоме высокое звание «мисс», вмещая в седловину одну из башен Торгового центра.
- Что с посетителем? – оправлявшая шефа обвела губы языком так, что Билла качнуло.
- О, Деби, так можно Землю заставить вращаться в другую сторону, - сладко выдохнул мужчина.
- Что, что, шеф? – оттягивая юбку на подвязки чулок, возвращалась из сейсмоактивной зоны женщина.
- Что, что, пусть заходит. Думаю, после ланча рассказать тебе ещё что-нибудь о Родине, - довольно усмехнулся шеф.
- Уверена, это будет также увлекательно, - пропела, разворачивая бёдра к выходу, помощница.
- Ёмаё, - давно притаившийся в Билле Мэлоне Илюха Милонов, возник со своим мнением, как всегда, неожиданно, но сейчас кстати, - Она так глупа, ну за что мне такое счастье! - и они вместе расплылись в улыбке. И тоже кстати, навстречу входившему.
Чуть сутулясь, нервно вздрагивая, боком втиснулся коренастый, пытаясь придать безобидную ботаничность образу. Хозяин фирмы раскрыл редкие искренние объятия, в момент рассмотрев застиранную рубашку и засаленный ворот пиджака.
- Давид. Давид Баруз. Я от Шломо Бисноватого, он посоветовал обратиться насчёт работы, - хрипло, покашливая, произнёс вошедший.
- Да, да, Шломик писал мне. Давно не виделись, с Песаха, кажется. Конечно, что-нибудь придумаем, - чувствуя безусловное превосходство, от этого благодушно распаляясь, привычно, поэтому ловко, сдвинул пресс-папье к середине, поморщившись в сторону остывшего кофе на другом краю стола.
- Бесик, Бесик, - молитвенно раскачиваясь в панораму делового города за стеклом, пропел Билли. – Товарищ мой, однокашник ещё с Техноложки. Вместе и дёрнули за океан. Главный свидетель и участник моего становления, у самого истока выбора моего стоял, - развернувшись, Билли поймал заинтересованный взгляд неуютно сидящего на краю кресла человека.
- Расслабься, Давид, Бесик сказал, что ты тоже из Питера…
- Да, но не так давно, - опрокидываясь на спинку, смущённо ответил посетитель.
Билл Мэлон в отличие от Ильи Милонова жил по плану. По этому самому плану сегодня был день доброго поступка, снисходительно преподнесённого судьбой, не выходя из кабинета. В сэкономленное время он решил нырнуть в сантименты. Сунув руки в карманы брюк, Билли гордо выпрямил спину.
- Мы, несомненно, особенная нация, поэтому обязаны помогать друг другу. Нас единит безмерная страсть к Сиону, к Земле обетованной. Она унаследована нами от родоначальников нации и никогда не покидала нас в ночи изгнания. Она живёт в нас вечной жизнью, неумирающей надеждой. Как тебе такая точка зрения? – вопросительно взглянул хозяин кабинета.
- Это так, конечно, - поёрзав в кресле, отозвался Давид.
- Но отдельный человек – существо слабое, загадочное и непредсказуемое, - продолжал работодатель, - Б-г его знает, что вытворить может, даже без каких-либо причин. То есть страховаться нужно не только от причинности, приходящей в нашу жизнь, но и от беспричинности. Согласен?
- Безусловно, это так, - кивнул расслабившийся Давид, спинкой кресла расправив плечи.
- В пункты договоров о форс-мажорах не вписывают человеческое сумасбродство. Мы вынужденно сталкиваемся с настоящим, не видя целой картины, главного – причин и последствий. Вот от этой объективной слепоты, которой нет у нации, но есть у отдельного человека, и нужно страховаться. Это способ сохранения здоровья – отсечь страховкой возможное влияние на тебя причин и последствий чужой жизни.
Давид из кресла понимающе кивнул, распалявшемуся, как сказали бы старые друзья, Мэлону де Биллу. В такие редкие мгновения Илюха Милонов становился мягок и податлив, готовый скинуть и отдать поледнюю… Но это крайне редко, ну почти никогда, и если бы было ещё более крайнее слово по-русски, то именно оно подошло бы сейчас.
- Давид, дружище, откушай со мной первопричину, я о выборе страхового дела и о Бесике, конечно, - склонившись к селектору, босс весело пропел, - Дебора, нам на двоих моего любимого, и побыстрее, у меня ломки, - с другой стороны хихикнули, и через несколько минут, проплывшая к столу, с лёгкостью могущая увлечь в кильватер не только любого из самцов морских обитателей, сервировала стол с одним кушаньем. Арбуз был нарезан секторами, с кожурой и косточками. В местных жлобских заведениях так не нарезают, вымусоливая лысые кусочки под вилочку, чтобы сразу в ротик. Илья любил хлюпать и плеваться, выедая корочки до первозданной белизны.
- Прошу разделить со мной и кушанье, и воспоминание, - Билл прямо в улыбку воткнул острый угол первого сектора, - Тогда мы были студентами, и я, и Бесик, и ещё пару еврейских пацанов, объединившихся фамильно и физиогномически. Рупь десять копеек было много, столько стоил обед в столовке до отвала, а в сезон арбузов реально экономилось и удовольствие не меньше. Мы называли это похавать у папы, папа – это ж аба на иврите, а аба – это арбуз-батон-арбуз, то есть каждому по батону и арбуз на всех, и кайфанул, и наелся. Ещё круче было собраться вместе и дёрнуть на базу, там фуры в очередь выстраивались под отдачу, можно было купить свежака и подешевле. Тогда был тёплый августовский вечер, мы весело завалили в хлебный и, гогоча, устремились на базу. В конце очереди дальнобойщиков было дешевле. Водила охотно распахнул двери фуры на выбор, мы уже начали наперебой указывать, как вдруг с визгом подлетела спортивная иномарка, оттуда спокойно вывалились двое в кожанках с автоматами. Мы там и попадали, а эти бесстрастно расстреляли невинные арбузики. Что запомнилось, так это запах. Освобождённая от плена оболочки сладкая мякоть источала южный аромат. Какая нелепость, а может шутка сумасшедшего, то самое человеческое, которое в пункты договоров не включить. Вот это ягодка, какие эмоции вокруг неё бушуют. С тех пор я стал размышлять так, как думаю и сейчас. Что скажешь об этом, о деле, которым мы тут занимаемся? – Билл, жадно хлюпая, проглатывал вместе с косточками красную плоть, бросая благодарные взгляды на вяло жевавшего посетителя. В повисшей паузе вопросительно взглянул на Давида. Тот закончил жевать, тщательно вытер руки.
- Знаете, Билл, то, что услышал, мне очень близко. И слабый, и сильный человек похожи тем, что всегда боятся, может разного, но боятся точно. Недаром страх – основа страховки. Его можно называть благоразумием, расчётливостью или ещё как, но в основе только страх. На Вашу откровенность, если позволите, отвечу откровенностью, - Давид замолчал, колко взглянув в глаза владельца фирмы.
- Та давай, - Илья добродушно выдохнул, разомлев от родного языка и арбуза.
- Полагаю, мы ровесники. В те годы жил и учился я в Ташкенте, а он, конечно, имеет к арбузам отношение. В начале девяностых все начали крутиться примерно одинаково. Проскочили их с разной степенью удачи, это да. После армии, врубившись в то, что происходит в стране, решили с пацанами во дворе тоже что-нибудь замутить. Собрали деньжат, примерились, на семь фур арбузов хватило. Нам с Толстым, он из Афгана вернулся, доверили сопровождать, загодя договорившись на отдачу в Ленинграде. Погнали фуры. Дорогой намыкались, гайцы совсем остервенели, драли в три шкуры, пользуясь, что мы свежим всё сохранить хотели. Но объём отбивал затраты, поэтому рубились вперёд без сомнений. Под Питером встали, Толстый караулить остался, я звонить купцу пошёл. Тот забил стрелу вот у этого, - Давид с лёгкой ненавистью кивнул в сторону коня с царём. Илья возвращался в Билла, вытер руки, встал, потянулся, подошёл к шкафу, открыл хьюмидор, взглянул на, наблюдавшего за ним исподлобья, Давида, предложил сигару, тот отказался, тяжело покачав головой. Билл взял свою, недокуренную прежде, ловко разжёг, пыхнув пару раз, закатил глаза от удовольствия, закрыл шкаф, встал в красивую позу у панорамного остекления и, начав добавлять облаков к безоблачному небу, сделал жест рукой, одобряющий продолжение рассказа.
- Я был у памятника вовремя, подъехали толпой нагловатые айзеры, сказали, что в городе отдача под их контролем, сейчас переизбыток, поэтому цена будет в два раза ниже договорённой. Я попытался объяснить, что это даже не покроет затраченного, но бесполезно. Мы не договорились, видимо с тех времён, - опять злобно кивнул на всадника, - многое изменилось.
Билли закатывал глаза, пытался пускать дым кольцами, окунал голову в пахучее густое облако, но слушал внимательно, наслаждаясь зарисовками из прошлого.
- Я вернулся к Толстому, доложил обстановку, решили бухнуть, а подумать завтра. Сели в Пулковской, ударили по коньячку, заказывали песни… Под закрытие завалила местная братва, стали недобро на нас коситься, залётные ведь и при бабках. Толстый безбашенный, прёт на рожон, а там всё закипает. Тут их старший подъехал, глянул на Толстого, хрипевшего на сцене «ах, какая женщина…», и как кинется к нему. «Братуха! – кричит, - Живой! Я ж тебя, как там у речки оставил, так места не находил. Я дошёл, дошёл до наших тогда, про тебя сказал, а они меня в госпиталь… А ты живой! Не серчай, сил тогда не осталось, два дня на себе, а там, у речки, кончились» А Толстый ему, мол, всё нормально, Серый, выпьем давай за оставшихся там… Тогда мы рухнули, не удержали градус, а очнулись в бане, кругом выпивка, еда, девки голые. Толстый сипит: «Додик, мы в раю?», а я ему: «Акстись, пацаны бабло ждут, а мы тут кайфуем», а Серый этот: «Чего у вас за проблемы?» Мы ему доложили, он только клешнёй махнул, нас в бэху усадили, подъехали в одно место, Серый вышел, перетёр с кем-то, за нами тачила спортивная поехала без номеров. Фары вырубили при подъезде к очереди из фур у базы какой-то. Мы на бэхе в сторонке прижались, а эти на спортивной к фуре последней в очереди подрулили, да в два ствола из Калашей, уложив на землю всех, кто там тёрся, покрошили арбузы. Назавтра айзеры приняли всё по нашей цене.
Давид замолчал, нащупал языком за щекой притаившуюся косточку, сплюнул в тарелку и, сквозь плотно сжатые губы, процедил: «Да, жизнь.»
Хозяин страховой фирмы Билл Мэлон откашливался долго, затянувшись слишком глубоко. Брызги арбузного сока, вырываясь вместе с сигарным дымом, летели прямо в башни Всемирного Торгового центра. Откашлявшись, владелец бизнеса развернулся к соискателю и холодно произнёс: «Насчёт работы я подумаю. Зайдите через недельку»
На выходе из кабинета до гостя долетело, брошенное вслед: «Нет, пожалуй лучше перезвоните секретарю.»
Моше